Искусство из под толщи мгновений
Одержимая, совсем. Работа-работа, работы-работы. Собрания, поставленных вдоль и поперек, штабелями холстов, тридцатисантиметровая тропа к столу в мастерской. Чтобы посмотреть работы, нужно выносить работы в коридор. Одержимость, ненасытность к материалу. Всегда пишет, рисует. Когда живет? В творчестве ее жизнь. Это о Вере Ельницкой.
Когда говорят о ней, как об импрессионисте, что тут добавишь? Да, это у нее присутствует. Но разве это главное? А что? Вот это вопрос важно раскрыть.
Для меня ее живопись – картины под водой. Вдруг взяли живопись и опустили в воду. И вот смотришь, а вода немного искажает, хрустализирует каноническую живопись, добавляет магии, недоступную человеческой руке.
Городские пейзажи Ельницкой - это бесконечная поэма о нас. Художник пишет места, по которым несут нас ноги по делам и просто так, места эти настолько знакомые, что и воспринимаются как фон, то есть мы смотрим мимо, сквозь, невидящими глазами. А Вера Ельницкая возвращает нам реальность. Но какую? Только ли Таганку, Тверской и Никитский бульвары, Петровку, Сухаревскую площадь, как они есть?
«Про живопись могу добавить, что в пейзажах стараюсь найти наиболее характерные узнаваемые мотивы это с одной стороны, а с другой - наоборот обобщить мотив до предела и найти абстрактное решение. И вот между этими двумя задачам попеременно или вместе очень интересно работать». – сама объясняет Ельницкая.
И все же – какую?
В чем-то весьма и весьма иконографическую: житийно предстает город, с его площадями, переулками, церквями и усадьбами. Зеленеют знакомые деревья, синеет московское небо, мчатся машины. Все просто: день и ночь, времена года, но за этим – та невозвратимо утекшая жизнь, которую мы замечаем по случаю. Повод зафиксировать предмет или образ у Веры Ельницкой – это радость бытия. Сам факт течения жизни, времени и человеческого присутствия, восприятия предметов и явлений – проявлены у художника в высшей степени артистично. Светлому восприятию жизни у Ельницкой стоило бы поучиться большинству современных мастеров. Можно ли сказать, что у нее нет забот, тяжелых размышлений, боли, разочарований, обид? Глупости. Как и всякий чувствующий творец – она ранима, но не выносит на холст свои фобии, сомнения. Ею дарится нам мир сочувственный и доброжелательный, от которого покой на душе и тихая радость.
Живопись под толщей воды, преображенной, как бы просачивающейся через время. Вода мгновений пролита на картины Веры Ельницкой.
Речь художника не менее важна, чем узнаваемость его кисти. Вопрос, наверное, спорный. Но запоминаются голоса, тембры, слова и словечки многих известных, забытых и неизвестных пока художников. Как говорит Ельницкая? Есть в ее манере говорить нечто поэтическое, похоже читала стихи Ахмадулина. Говорит с придыханием, словно бросаясь в пропасть, словесные и звуковые конструкции хитросплетенные, порой емкие и афористичные, память цепкая на места и людей.
Простой ли она собеседник? С кем как, кажется мне.
В постоянном движении, как очарованный странник, передвигаясь из места в место, от друга к другу, от собрата к собрату – вносит она в окружающий мир себя.
Когда я размышляю об искусстве, мне уже трудно его представить без Веры Ельницкой.
- Нескромно, - скажет кто-то.
- Правда, - скажу я.