На цифре 50 я остановился. Остановился, как вкопанный, резко. Поразила громадная для меня цифра. Конечно, Павлов или Фаворский просто посмеялись бы надо мной, а потом плюнули в мою сторону: нахал! Гравировать я начал в 2007 году, сразу же, как получил в подарок штихеля от Николая Ивановича Калиты. Потом штихеля дарили мне Дурасов (кажется, но помню неточно), Скородумова, Жигалова, Манухин. Последним, в деревянной шкатулке, резцы подарил мне Валерий Васильевич Симонов.

Я резал гравюру неистово, порой теряя сознание, резал портреты, зверей и птиц, вырезал один пейзаж. К гравюрам появился интерес, прежде всего, спрашивали всякие маршаны и родные жуки, спешащие узнать: чьи работы, год, провенанс? Их ждало разочарование, гравюры резал не Оскар Рабин, не Зверев, не Лев Кропивницкий, а всего лишь я, Алексей Шульгин.

Но находились ценители, которые покупали оттиски, приводя меня в изумление: мои работы - покупают!

Сейчас много работ разошлось по миру. География примерно такая: Израиль, США, Франция, Германия, Бельгия, много работ, естественно, разошлось по России. Некоторые работы уже хранятся в музеях: Московский зоопарк, Путевой дворец в Солнечногорске, Планетарий. Ничего специально я не предпринимал, чтобы гравюры попали куда-то или к кому-то.

Осенью планирую продолжить «резьбу», появилось много задумок, и руки чешутся. Впервые мне захотелось показать свои лучшие работы, жалко, что они лежат в папке «для себя». Принимайте.

Алексей Шульгин

Известный искусствовед Питер Фрэнк, рассказывая об «иконотипах» Евгения Вишневского, пишет о самом художнике: «Он - карикатурист, создающий миры абсурдных реалий, но не столь абсурдных, чтобы не заметить в них безумства человечества и сумасбродства природы, глубоко переплетенных в них. Он - комментатор, лукаво порицающий эти несовершенства, позволяя себе роскошь стать Господом Богом на миг, чтобы, в мгновение ока, с дьявольской усмешкой, ринуться в какофонический водоворот». Как он прав!
Евгений Вишневский – один из самых интересных современных русскоязычных художников. Мне очень приятно, что это уже наше с Женей второе интервью. По традиции – свои вопросы я снимаю, интереснее (в данном случае) читать монолог.

За три года ничего кардинально не изменилось в моей жизни. Всё, как было, так и есть.

Я работаю, рисую пять дней в неделю по 5 часов, пока не устают глаза; потом час гуляю с собакой; вечер провожу в спортивном зале. Это необходимо для здоровья, у меня лёгкий диабет.

Выходные – дача, там я забываю о рисовании, пью вино, общаюсь с товарищами, восстанавливаю силы.

За три года, что мы с тобой не общались, прошло около десяти выставок в Лос Анжелесе, где я участвовал вместе с другими художниками.

Пару недель назад открылась моя первая персональная выставка в Италии. Полгода назад вышел очень хорошо сделанный Каталог с 54 избранными работами и статьёй, написанной Питером Фрэнком, одним из авторитетных арткритиков Америки. Я рад этому событию. Очень.

Чуть не забыл, два года назад, я стал членом Ассоциации Художников Лос Анжелеса. Членство качественно изменило ситуацию в смысле общения с «правильными» людьми, имеющими отношение к изобразительному искусству, и умножило возможности выставляться в разных галереях.

Социальных и политических фобий у меня нет. Хотя я очень близко воспринимаю события, происходящие на Украине. Я не сторонник нынешней украинской власти, а Киев - это мой родной и любимый город…

Коммерческий успех?

Я не рисую ради коммерческого успеха. Я рисую ради удовольствия и «времяпровождения жизни».  Я рисую только то, что я хочу и как хочу. Творчество - это полноценная жизнь, а не в коем разе «выживание». Творчество - это один из способов достижения смысла человеческой жизни – радостного взращения духа. И всё. Абсолютно эгоистическое действо.

«Продаюсь» немного, нет такой цели. Если продаю работы, случается, то, как правило, лимитированные принты, оригиналы я выставляю за очень большую цену, жаль с ними расставаться…

Литературные дела.

Сейчас не пишу, нет времени. Пока новые «картинки» являются в голове, занимаюсь ими. Но в планах, в «рисовательные каникулы», закончить редактирование «Черепахи» - автобиографического романа, который написан. Я иногда заглядываю в него, кое-что мне нравится, есть, над чем работать…

«Рассказы простодушного мальчика» живут уже своей жизнью. Их опубликовали в большом количестве электронных и бумажных изданий. Появился новый сборник рассказов, условно «Американские рассказы», но пока руки не доходят завершить его. «Писанина» и рисование - абсолютно разный труд. Мне проще рисовать, а так как я человек ленивый и не люблю напрягаться, то я и рисую, пока рисуется. Шучу…

Но я знаю: «Рассказы мальчика», «Черепаха», «Американские рассказы» с некоторыми моими стихами и картинками обязательно войдут в общую книгу. Ты спрашиваешь, есть ли у меня мечта? Это можно назвать моей мечтой. А если серьёзно, у меня нет мечты. Пока всё, что я хочу и делаю, это повседневная, реальная жизнь, без зауми.

Такие вот дела.

Спасибо тебе за возможность пообщаться с тобой,  хотя бы и в таком формате.

Будет возможность, приезжай в Лос Анжелес. Мы с Иркой будем рады.

(Материал (с любезного согласия художника) оформлен работами последних лет)

Прошло много лет, как не стало Владимира Андреевича, но его духовное, творческое влияние на настоящих художников сильно, как и при жизни.

Фаворский родился 15 марта 1886 года в семье юриста Адрея Евграфовича Фаворского. Его мать Ольга Владимировна Шервуд была художницей.

С 1895 по 1905 году он учился в 5-й классической гимназии Адольфа в Москве.
Одновременно с гимназической учебой с 1898 по 1905 годы посещал вечерние занятия по скульптуре в Строгановском училище. Учился у художника И.О. Дудина в частной школе К.Ф. Юона. Но не сразу увлечение искусством стало профессией и судьбой. Рисунку, живописи и скульптуре Фаворский учился. Но…

В 1905 году поступает на экономический факультет Мюнхенского университета.
В 1900-1907 принимает решение покинуть экономический факультет, оказывается в мюнхенской частной художественной Академии профессора Шимона Холлоши (позднее Фаворский писал: «Он первый открыл мне дверь в искусство и научил искать в натуре художественную правду, за что я  всегда буду ему благодарен».), слушает лекции на искусствоведческом отделении философского факультете  Мюнхенского университета.  Путешествует по Австрии, Швейцарии и  Италии.

В 1907 году возвращается в Москву, где становится студентом историко-филологического факультета Московского университета (отделение искусств).
Первые опыты гравюры.

Дальнейшая судьба Владимира Андреевича будто предопределена. Хотя возможно ли так сказать: предопределена?  Просто все усилия его ума, воли и таланта направлены на работу, ежедневную трудную и увлекательную. А ведь далеко не сразу признали талант начинающего художника, много критики пришлось хлебнуть. «Рисовать вы не умеете, нет в ваших рисунках цельности, детали разбросаны, сплошные  отдельные пятна». Это слова Шимона Холлоши.
И работа, работа, упорная работа. « Главным моментом, на котором останавливалось наше внимание, это была цельность. Цельное видение натуры». – пишет Владимир Андреевич.

В поисках цельности, а значит и гармонии. Поиски и эксперименты, проба сил в скульптуре на кости и дереве. Не то. Занятия живописью  (под влиянием великих Мане, Ренуара, Моне, Сезанна, Ван Гога, Матисса, Пикассо, Серова, Врубеля и Коровина). Не то. Черно-белая гравюра занимала все большее время, пока не вытеснила  остальное куда-то на периферию сознания.

В 1911 году Владимир Фаворский впервые поучаствовал в художественной выставке, представив … шахматные фигуры, вырезанные из дерева. И лишь год спустя выставил две гравюры  - «Георгий победоносец» - еще очень схематичные, «ученические», где художник нащупывает оригинальную технику, манеру и личное видение мира и человека.

В 1915 году Владимир Андреевич вольноопределяющимся был мобилизован в артиллерию на Юго-Западный фронт. Мало кто теперь помнит, что Фаворский  за личную храбрость и усердие награжден  Георгиевским крестом. Служил с февраля 1916 по декабрь 1917 года, участвовал в боях на Румынском фронте, а в сентябре 16-го Фаворского произвели в прапорщики.

А потом закружила Россию смута. И художника закружило.

Чем особенно дорог  и поучителен пример Владимир Андреевича Фаворского? Он никогда не отказывался ни от какой работы. Не было в нем этого наносного высокомерия «творца»: этого я делать не буду, а это сделаю так, я так вижу. Как и положено испокон веков мастеровому, брался он за работу серьезно, работал кропотливо, стараясь, чтобы результат превзошел ожидания и заказчика, и свои. Стать выше себя.
Кто сейчас помнит книгу «Надежды Бромлей. Пафос. Композиции. Пейзажи. Лица»  1910-го года? А в ней гравюры Фаворского. Делал он и фриз «Апполон» в кабинете дома художника Шервуда в Москве в 1912 году.  Пишет «Джотто и его предшественники» в московском университете в 1913-м. Переводит «Проблема формы в изобразительном искусстве» Гильденбранда в издательстве «Мусагет» в 1914 году. Буквицы к «Суждениям господина Жерома Куаньяра» Франса тоже Фаворского. В 1918 и 1919 годах изготовляет куклы для «Театра марионеток, петрушек и теней» Наталии Сац, куда его привели художники Павлинов и Истомин («Мы приведем к вам одного замечательного художника».).

И гравюра, занятие гравюрой, постоянно, бесперебойно, в любой обстановке.
Михаил Алпатов писал: «Он угадал привлекательность  самой техники гравирования на дереве, красоту материала, который художник и выявляет и подчиняет ее до уровня подлинно большого искусства». «Подлинно большого искусства»…А ведь еще недавно к  гравюре было отношение снисходительное. Что это? Что за гравюра? Так, пустячок, книжная иллюстрация, вспомогательное течение в изобразительном искусстве, к высокому искусству имеющее  посредственное отношение. Матэ? Нет, не смог, не убедил публику. Простите это нелирическое отступление, без него не получится двинуться дальше. В России три художника свои творчеством доказали: гравюра – высокое искусство. Анна Остроумова-Лебедева, Иван Павлов и Владимир Фаворский. Остальные художники-граверы (да простится) попутчики. Отношение у этого «трио» были негладкими, порой с непониманиями и обидами. Что есть, то есть. У каждого был свой взгляд, свой мир, своя манера и характер.
В одной книге о Фаворском глава о 20-х годах названа «Время удивительной романтики». Сомнительно. Что касается расцвета дарования Владимира Андреевича – бесспорно, что касается романтики жизни  -  «отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног»… А Фаворский был глубоко верующим человеком, болезненно давалось ему уживаться в новых реалиях, провозглашенных господствующим Хамом.

Тогда, в 1920 году, Фаворский стал «профессором по деревянной гравюре» и начал преподавать во  ВХУТЕМАСе.  В 1921-1922 годах пишет свой главный труд в области теории искусства «Лекции по теории композиции», за который впоследствии  будет  беспощадно гоним и хулим.  Художник Гончаров (ученик Фаворского), вспоминая занятия отметил: «Я, как и большинство моих новых товарищей, был увлечен и ясной методикой его уроков, и железной логикой теоретических суждений. Мы все чувствовали, что перед нами открываются самые широкие горизонты»…

Лекции непростые, для изощренных умов. Вот название одной: «Двигательно-осязательная изобразительная поверхность и ее принципы: двухмерность, безграничность, плавность». Как следствие – отток части студентов.

Около 1923 года в журналах появляются первые серьезные статьи о творчестве Фаворского, в частности «В. Фаворский и современная ксилография» Эфроса.

В 20-30-ые годы мастером выполнены, пожалуй, лучшие его книжные иллюстрации к произведениям Мериме, Шекспира, Данте, Толстого, Достоевского, Пушкина, Маршака, Диккенса, Гоголя, Гете, Пильняка, Пришвина, к книге «Руфь». Но Фаворский не был бы самим собой, если б еще не работал над росписью по фаянсу на заводе имени Калинина, сграффито и роспись плафона в Доме моделей треста «Мосбелье» на Сретенке. Оформляет спектакль «Мольба о жизни» для Второго МХТ и «Собака на сене» в Московском театре Революции». Консультирует в Мастерской монументальной живописи при Всероссийской академии архитектуры.

Стремительно несется жизнь. 1937 год.
В 1937 году Фаворский на Всемирной выставке в Париже удостоен  высшей награды  Grand Prix за оформление советского павильона.
А ведь в 30-е для Фаворского начались годы гонений, его Голгофа. Борьба с формализмом, о которой так много написано сегодня и выдуманного, и истинного.  «Прежде всего я должен сказать, что не ожидал, что повинен во всем формализме, являюсь центром всего формализма»… - мужественно выступил Владимир Андреевич на одном собрании, так сказал. А мужество Фаворского было от глубокой веры в Бога. Иначе, чем объяснишь, ту крепость, с которой он переносил удары судьбы, часто сыпавшиеся на него (это и участие в Первой мировой войне, голодные послереволюционные годы, травля, гибель на войне двух сыновей….). Лишь вера в Бога помогала. Не зря Пришвина в своем тайном дневнике записал: «Я из интеллигенции единственно уважаю В. А. Фаворского, которого на чистке спрашивали:

– Что вы делаете для антирелигиозной пропаганды?

И он на это ответил:

– Как я могу что-нибудь делать, если я в Бога верую?

За эти слова Фаворскому ничего не было, а того, кто спрашивал, посадили. Почему же других мучают за веру, а Фаворскому можно? Потому что Фаворского, как и меня, Бог любит».

И все. И никаких ненужно больше объяснений. Бог любит Фаворского. А груз таланта тяжелехонек.

Для нас сегодня Владимир Фаворский это прежде всего художник книги, он на недосягаемой высоте, иллюстрации его до сих пор хранят свежесть, шарм и таинственность.  Это неслучайно. Сам он  определял «опять дверь в книгу, но дверь как бы внутреннего  характера, дверь отчасти прозрачная, дающая возможность заглянуть в нутро книги».  «Двери» Фаворского легко «открывались» читателем.

И как бы что-то силясь прояснить художник отмечал: «Меня всегда тянуло к искусствам, которые усложнялись обстоятельствами места, - к монументальному, или книжному, или театральному».

И Мандельштам:

Вариант.

А посреди толпы , задумчивый, брадатый,
Уже стоял гравер, друг меднохвойных доск,
Трехъярой окисью облитых в лоск покатый,
Накатом истины сияющих сквозь воск.

Еще  вариант.

А посреди толпы стоял гравировальщик,
готовясь перенесть на истинную медь
То, что обугливший природу рисовальщик,
Лишь крохоборствуя, успел запечатлеть.
Это отрывки из стихотворения 1934 года, написанного на смерть Андрея Белого. Но и в ссылке Осип Эмильевич мыслями возвращался к Фаворскому и в феврале 1937 года писал.
Как дерево и медь – Фаворского полет.
В дощатом воздухе мы с временем соседи.
И вместе нас ведет слоистый флот
Распиленных дубов и яворовой меди.

И если отклониться в сторону от рассуждений о магии мастерства Фаворского, его творческой  философии и оригинальности, почему поэт обращается к немее, его человеческому образу?  Притягательность Фаворского, его сила и свет были от глубокой веры в Бога. Как и каждого, живущего на земле, Владимира Андреевича порой заносило, слабости и ему были присущи. Но в главном, моральном, нравственном, художник был чист – перед людьми и Богом: он был порядочным человеком. Это самое главное.

Само собой вышло, что в очерке не коснулись темы семьи, которая для Владимира Андреевича была оплотом и опорой на всем жизненном пути. Не коснулись сознательно. Об этом много написано в мемуарах родственников и близких друзей-очевидцев художника.

Завершая, что можно еще сказать. До конца своей жизни Фаворский трудился, создав сейчас уже ставшие хрестоматийными шедевры: «Маленькие трагедии»  и «Борис Годунов» Пушкина, «Слово о полку Игореве», иллюстрации к Бернсу и Шекспиру в переводах Маршака. Издавались его альбомы, каталоги, были выставки. После смерти Сталина ослабла «хватка» государственной немилости. Хотя настороженно к Фаворскому относились до самой смерти. Жил он в знаменитом красном доме в Новогирееве, окруженный заботой и любовью семьи и учеников. Патриарх, мэтр…  Буквально перед смертью на старого и больного уже человека «обрушились» награды, которые ему уже были ненужны и ничего в жизни не меняли.
Умер Владимир Андреевич Фаворский 29 декабря 1964 года. Как он сам говорил: «Художник начинает жить в день своей смерти». Об этом стоит не забывать всем современным художникам. Жизнь Фаворского поучительна.

Художник Илларион Голицын написал: «Он до конца мыслил, творил. Когда он не смог делать гравюры на дереве, то перешел на линолеуме, когда не смог гравировать, рисовал эскизы для керамики, когда не  смог  рисовать, выскабливал скальпелем рисунок на тарелочках, помните  эти две обожженные тарелочки – последние работы художника. Когда он не смог работать руками, диктовал статьи о художниках, творчестве, книге. А когда не смог и этого делать – его не стало».

PS                                                                                                                                                                        

 «Основой  подвига является забвение себя. Это достойно удивления. Но основа тут та же:  из любви к чему-то забыть себя».
Владимир Фаворский

Алексей Шульгин.

Портрет Фаворского сделан Илларионом Голицыным.