Под рыбой Бориса Жутовского
Метро «Маяковская». Идти недалеко. Минут пять. Двор. С одной стороны здание «урод» нынешнее, с другой изуродованное – старое, выселенное, с третьей… Впрочем, в одном старом здании в Москве мастерская замечательного художника Бориса Жутовского.
Никита Хрущев, когда орал в Манеже в 1962 году, представить не мог, какую биографию он делает художникам. Жутовскому, в частности. Этот снимок, на котором глава советского государства негодующе искажен, а молодой художник как-то даже глумливо улыбается – как магнит обратил внимание на себя. И могли мы, скажите, не попробовать поговорить с Борисом Иосифовичем? А когда он ответил, да еще по-доброму, как-то очень семейно и ласково, личная встреча спустя недолгое время состоялась. «Маяковская», прогулка и в мастерской у мэтра. Но ведет он себя не как мэтр, субъект хлебнувший славы, а как воспитанный человек. Живость в восприятии, интерес к собеседникам, юмор, щепотка матерка для шарма, талант и краснобайство.
- Я спросил Бисти (тогда моего родственника): «Митя, как достичь славы, как ты»? «Мелькать».
Вот он шедевр! Ничего не меняется. Мелькайте, господа, будет вам «слава». Которая, по словам того же Жутовского, после смерти сойдется, Как ряска и следа не останется. А имена, над которыми ряска сошлась, маэстро назвал ого-го!
Курим. «Жизнь коротка – а глупость бесконечна». И это он точно или не он, но точно. Его многоактная картина-жизнь, матрица, поражающая. Его манера, располагающая, говорить как со старым знакомым.
Не вызывают протеста его «телефонное рисование» - ню – выполненные так изящно и с фантазией, что пошлость отсутствует.
Его изумительные зарисовки Норвегии, в альбомчике – а с рассказом, что и как было. Жутовский – автопортрет – в шлеме викинга впечатался в память – признак произведения искусства. Он и сам произведение, которым любуешься и которому веришь. Каждому слову.
Потом, уже дома, оказывается, что он – тот самый – иллюстратор Куоннезина (Серой Совы) – а значит и сам в чем-то индеец. А артефакты в его мастерской!
Этих союзов «а» наберется столько, что неловко перед стилистами. Но что поделать, если Борис Иосифович… Спасибо ему, Жутовскому.
Если кто подумает, что жизнь его была без ухабов – дурак. Судьба настоящего художника, тяжелая, с чугунными поворотами. И все же художник Борис Жутовский несет в мир свет. Так и есть. Так тому и быть.
«Как один день» - это жизнь, в ней все сказано.
- Я спросил Бисти (тогда моего родственника): «Митя, как достичь славы, как ты»? «Мелькать».
Вот он шедевр! Ничего не меняется. Мелькайте, господа, будет вам «слава». Которая, по словам того же Жутовского, после смерти сойдется, Как ряска и следа не останется. А имена, над которыми ряска сошлась, маэстро назвал ого-го!
Курим. «Жизнь коротка – а глупость бесконечна». И это он точно или не он, но точно. Его многоактная картина-жизнь, матрица, поражающая. Его манера, располагающая, говорить как со старым знакомым.
Не вызывают протеста его «телефонное рисование» - ню – выполненные так изящно и с фантазией, что пошлость отсутствует.
Его изумительные зарисовки Норвегии, в альбомчике – а с рассказом, что и как было. Жутовский – автопортрет – в шлеме викинга впечатался в память – признак произведения искусства. Он и сам произведение, которым любуешься и которому веришь. Каждому слову.
Потом, уже дома, оказывается, что он – тот самый – иллюстратор Куоннезина (Серой Совы) – а значит и сам в чем-то индеец. А артефакты в его мастерской!
Этих союзов «а» наберется столько, что неловко перед стилистами. Но что поделать, если Борис Иосифович… Спасибо ему, Жутовскому.
Если кто подумает, что жизнь его была без ухабов – дурак. Судьба настоящего художника, тяжелая, с чугунными поворотами. И все же художник Борис Жутовский несет в мир свет. Так и есть. Так тому и быть.
«Как один день» - это жизнь, в ней все сказано.