- Всеволод, позвольте у Вас узнать: интересует ли Вас музыка, как музыканта – Вы продолжаете практиковаться? Если честно, то кроме единичных проектов Рок-Механика, Ваша песня в рамках Seva & The Molkenteens мало что приходит на ум. Или Вы продолжает «андеграундную» деятельность? Расскажите.

- Музыка меня не интересует. Но мне не вырваться  из этой сферы, и я, так или иначе, замечен в каких-то процессах, с нею сопряженных. Я отношусь к редкой категории музыкантов, которым не надо заниматься. То есть рок-музыка, на поприще которой мне случилось проявиться как раз и предполагает, что каждый играет в меру своего навыка и своих возможностей.

Ведь речь идет о простой песне. И если бы все сложилось удачнее, то я так бы и «дудел». Только от играния (игры) одних и тех же песен в течение сорока лет можно сойти с ума. Хотя, говорят, за это хорошо платят, и я мог бы «влачить» безбедное существование. 

«Рок-механика» это проект Саши Ляпина, в который он меня иногда приглашал. И который, судя по всему, иметь продолжения не будет, поскольку Саша иммигрировал в Америку. Но при всей любви к нему как другу и уважению к нему как блестящему гитаристу, я должен признать, что это не моя музыка, и в этом оркестре я чувствовал себя не очень комфортно.  

Иногда на меня тоже что-то «находит», я сам могу что-то изваять, как это было в случае с «Seva & the Molkenteens». Но такие вещи меня интересуют как сиюминутные. Ни приведи Господи отнестись к этому серьезно.

 

- Наблюдая за Вами, создается впечатление, что многие Ваши поступки были продиктованы личностной философией. Что представляет собой образ жизни Всеволода Гаккеля вчера, сегодня, может быть завтра?

- К сожалению, хоть я и стараюсь жить сегодняшним днем, он так или иначе завязан на вчерашний.

Мое прошлое все время тянет меня за хвост.

Говорить о каком-то будущем на седьмом десятке лет было бы слишком самонадеянно.

В возрасти тридцати лет я испытал сильное переживание, которое сделало меня другим, обновленным. И я ничего не мог поделать как таковым стать. Наверное, возможно восхождение и на следующую ступень. Я знаю, что это возможно, поскольку я переступил первую черту и знаю состояние перехода. Но через какое-то время ты начинаешь кувыркаться и вопрос не в том, чтобы вскарабкаться на следующую ступень, и даже не в том, чтобы удержаться на этой, а не скатиться бы на предыдущую или еще ниже. Вот тут мы и приходим к вере, которая позволяет нам подчинить себя закону, дисциплине и рассчитывать не только на свои силы, что является гордыней. Но это я забежал вперед.

 

- Много лет Вы посвятили игре в Группе. Мне сложно ее воспринимать без “нездешних” звуков виолончели. В этой части разговора мне интересно узнать, как формировалось то звучание “Аквариума”, все ли музыканты участвовали в процессе создания такого узнаваемого звучания группы?

 

- Наверное, я не скажу ничего нового, и каждый ответ будет содержать ответ и на другие вопросы.

Я не знаю, в чем заключалось мое участие в группе? Мы просто совпали и узнали друг друга. И пока это ощущение было реальным, достаточно было того, что мы вместе. Не имело никакого значения на каком инструменте я играю. Это ощущение цельности, целостности, общности и единства диктовало то, как тебе следует играть в той или иной песне, что и определило звучание группы. И, возвращаясь к первому вопросу, степень владения инструментом не имела значения. Опять-таки оказавшись в этой группе, на том этапе я был самым подготовленным музыкантом. Другое дело, что у меня долгое время даже не было своего инструмента.  Хотя приобретение его существенным образом ничего не изменило, а рок-н-ролльный образ жизни не предполагает домашних занятий. Совместный опыт и созвучие гораздо важнее.

 

 

- Сейчас, на мой взгляд, какой-то промежуточный период, очень трудно правильно сориентироваться в пространстве и времени. Всеволод, скажите существовал ли и существует ли русский рок? Или это надуманный термин. Но трудно отказаться от мысли, что Ленинградский Рок-клуб – рок-н-рольная Мекка, а 80-е «золотой век» русского рока?

- Я не люблю ярлыки — «золотой век», «золотой состав», «русский рок». Это был своего рода «пубертатный период». Мы были первым поколением и прежде чем начать ориентироваться, должны были приобрести опыт.  Все были увлеченными, романтичными, искренними и очень наивными. Как только это нужно было подчинить закону, по которому развивалась музыка на Западе, к чему все стремились, все разлетелось вдребезги. И был придуман этот совершенно искусственный, ничего не значащий постылый термин. Все это нагрузили сверхзадачей, которая и раздавила свое детище. Когда я вижу афиши сборных солянок, на которых мелькают одни те же имена героев «русского рока», у меня сводит скулы. Это такая же нелепая «вечная» конструкция как Брежнев-Кобзон-Пугачева-Ротару. 

И хотя группа «Аквариум» в своем изначальном акустическом звучании категорически этому не соответствовала, к моему великому сожалению, она попала в эту обойму.

 

- В продолжение. Есть ли сейчас команды (наши) способные «зажечь», сверкнуть как молния, вызвать кровокипение? Вы продолжаете следить за молодыми командами?

- Безусловно, есть, ведь творческий потенциал человечества не иссякаем. Другое дело, что прошла эпоха героев. И даже если они и появляются, то они оказываются в одинаковых условиях  с другими и при равных возможностях проявить свой талант. И совсем не обязательно достичь «всенародного признания» и выйти на стадионы. Как я уже говорил, хотя я могу жить без всего этого, я не могу ничего не делать. Так, год назад я примкнул к мировому сообществу балконьеров — Balcony TV (http://www.balconytv.com/). Это  «независимый» интернет портал, который позволяет осуществлять выступления на балконах и выкладывать их на ресурсе этого сообщества. 

Пожалуй, меня ничто так не захватывало со времен «TaMtAm'a», когда я соприкоснулся не столько с музыкой другого поколения, сколько с другим подходом, лишенным того «героического» пафоса. И дело не в том, какое число групп удержалось и нашло способ сделать этой свой работой, сколько был важен сам процесс. А результат всегда оказывается «не таким». Главное не ставить цель и не ждать результатов, а принимать все так как складывается, тогда ты не будешь разочарован.  

 

- Как Ваши дела с проектом «Китайский летчик»?

- «Летчик», ни в коем случае не был моим проектом?

Я не осуществлял свою идею. Реальным «летчиком» называют московский клуб «Китайский летчик Джао Да», идея которого принадлежит Леше Паперному. 

Петербургский клуб был создан владельцем обоих клубов Владимиром Джао, который, к сожалению, не уловил духа московского собрата, и из этой идеи ничего не вышло.

Я был приглашен туда в качестве арт-директора, как это теперь стали называть, но не мог ничего сделать для того, чтобы создать «правильную» среду. Поскольку генеральная линия заключалась в том, что музыка должна способствовать пищеварению, с чем я никак согласиться не смог и был вынужден оставить это поприще. С моим уходом ничего не изменилось и клуб «благополучно» почил в бозе. Однако за время работы в нем, я снова соприкоснулся с музыкантами «новой волны» 2000-х, что дало мне какое-то ощущение времени, и процессов происходящих сейчас.

 

- В свое время «Аквариум» как способ ухода...» совершенно перевернул мои представления на определенные вещи, в какой-то мере потряс, стер пыль с глаз. Кроме всего прочего, очевидно было, что у автора есть литературные способности. У Вас нет мысли написать что-то еще?

- Опубликовав свои воспоминания, я зарекся повторять этот опыт. Многие ждали от меня продолжения. По событийности эти годы едва ли не превосходят описанные. Но писать о себе оказалось очень опасным занятием. Я закончил книгу на том, что после долгих лет мытарств, я наконец обрел покой в семье. И как только я назвал эту ситуацию, удар пришелся именно в это место. Моя семья  разлетелась в дребезги, и я так и продолжаю нарезать новые круги. 

 

- Простите за грубый вопрос, но не могли бы Вы порассуждать на тему религии? Каков Ваш взгляд?

- Рассуждать об этом просто не имею права. Я хотел бы считать себя православным христианином. Я пытался подчинить себя правилу, дисциплине. Даже пошел немного дальше, постигая премудрости церковно славянского языка, пытался прислуживать в церкви, выполняя нехитрые обязанности пономаря и чтеца. Даже пытался звонить.  Если бы  я ступил на эту тропу раньше, то может быть смог бы стать неплохим священником. Но в какой-то момент я почувствовал, что в этом для меня есть что-то искусственное. И хотя я по-прежнему считаю себя христианином, я немного другой, и интуитивный путь мне ближе, и я должен идти по нему, хотя это та самая гордыня.

 

- Какие книги Вы читает (допустим за последний год), Ваше отношение с массовой культурой, политика не вмешивается в Вашу жизнь?

- Я так и балансирую между Феофаном Затворником и привычным рок-н-ролльным чтивом. Последняя прочитанная мною книга «Несвятые  святые» архимандрита Тихона (Шевкунова) и книга Суз (Сьюз) Ротоло  «A Freewheelin' Time», также книга Алика Кана о Курехине, и конечно же «Жизнь» Кита Ричардса. Между этим «Пляж» Алекса Гарленда.

 

- В нашей «потребительской» жизни все меньше места остается романтике как таковой, удается ли Вам не изменять идеалам? Как ни крути, но наш юношеский идеализм и максимализм, в конечном счете, и формирует все лучшее в нашей личности, потом только обрастаем хорошим или плохим?

- Как-то так случается, что затевая какие-то проекты, я мгновенно обрастаю единомышленниками, которые значительно моложе меня, что не позволяет  мне окончательно состариться. Так, запустив балконный проект, мне посчастливилось сформировать команду из романтичных юношей и девушек, которые в два, а то и три раза моложе меня, точнее она появилась сама собою. И делая общее дело, мы прекрасно проводим время, поскольку они знают, что я не пытаюсь перейти некую грань, которая могла бы нарушить этот баланс.

 

- Меняется ли Петербург, мне как коренному москвичу, интересно узнать метет ли у Вас поганая метла, меняется ли облик города и облик его жителя?

Этот город по-прежнему завораживает. К сожалению, я уже давно не живу в его ритме,  что в предыдущие эпохи было потребностью. И мне повезло, я всю жизнь живу в родительском доме в самом центре — десять минут пешком до Михайловского замка и Летнего сада. Практически каждый день бегаю трусцой в Таврическом саду, и в теплое время года, особенно в Белые ночи люблю ездить на велосипеде за город или на острова или просто кататься по ночному городу. «Поехать на острова» - это типичное петербургское выражение.

 

- Хотелось ли Вам навсегда покинуть Россию?

- Нет, у меня есть любимые города, в которых я люблю бывать. Как-то так получилось, что чаще всего мне приходилось бывать в Нью-Йорке, и я полюбил этот город. Наверное, потому, что мне не приходилось там бороться за существование и выживать.

Очень коротко был в Иерусалиме, и хотелось бы когда-нибудь туда вернуться, чтобы совершить паломничество по Святым местам. Надеюсь, когда подрастет моя дочь, мы сможем вместе туда отправиться.

Не был ни в одной «экзотической» стране. Нет, ни свободных средств, ни потребности. И любой экзотике я всегда предпочту побережье Финского залива и Карельский перешеек.

 

- Как не отбивайтесь – Вы легенда – чтобы Вам хотелось воплотить в жизнь? Какие проекты ждут своего часа?

- Какое-то время назад Леша Вишня, с которым нас связывает давняя дружба, стал склонять меня к тому, чтобы я записал так называемый сольный альбом. Из этого ничего не получилось, и сейчас я уже знаю, что не получится. В первую очередь, в этом нет никакого смысла. Но, мы сделали несколько зарисовок. Также, у него дома я записал демо своей «вулканической», которая впоследствии при содействии Сергея Дебижева,  Маркшейдеров и еще пары сотен соучастников, вылилась  в эпическую «Эйяфьялдайёкюдль». Но самое интересное было тогда, когда мы решили снабдить этот опус титрами, которые длятся без малого четыре минуты. И мы с Вишней решили подложить один из моих виолончельных эскизов. Я хотел потом переписать его «начисто», но руки так и не дошли.

Потом мы записали и выложили достаточно законченную «Карусель» с моей характерной виолончельной игрой и демо песни «Не пей мой Архыз!», в которой я играю только на гитарах. Эту песню можно было бы сделать с группой, но мне так понравился этот вариант, который был записан практически с одного дубля, что я решил более ничего с ним не делать.

И хотя, в отличие от «вулканической», в обеих этих песнях я сам на всем играю, свой сольный проект я так и именую «Seva & the Molkenteens». Молькентин — это девичья фамилия моей матери, и после ухода из прославленного коллектива я вообще хотел сменить  отцовскую фамилию на материнскую, чтобы стереть матрицу. Но, так и не хватило духу.

Мой дед Всеволод Рудольфович Молькентин был белым офицером и по классическому сценарию, отступая с Белой армией через Крым и Константинополь, оказался во Франции. О себе он смог дать знать только после смерти Сталина, но так уже и не смог воссоединиться со своей семьей. В 1958 году моя мать получила похоронное свидетельство, которое гласило, что Vsevolod de Molkentine похоронен на кладбище Пантен в Париже. Это стало нашей семейной реликвией, и в моем подсознании зафиксировалось как формула. И на старости лет свой сольный проект я решил назвать, используя эту формулу, из чего в итоге получилось «Seva & the Molkenteens».

 

 - С кем из людей старого круга Вы общаетесь?

- Чаще всего видимся с Файнштейном.

Иногда вижу Рюшу и Петю Трощенкова.

И конечно же, до отъезда общались с Сашкой Ляпиным. Каждый раз когда приезжает Титович, мы традиционно ездим за грибами. Каждый год с теми, кому это дорого, мы ездим на могилу Майка Науменко. Служим панихиду на могилах Дюши, Курёхина и Щуракова. К сожалению, давно не был на могиле Саши Куссуля. Года два назад мы с Рюшей еле ее разыскали. Как-то все не случается поехать на могилу Саши Кондрашкина. 

Прошедшая зима унесла жизни еще трех музыкантов, в разные годы игравших в этой группе. Это Майкл Кордюков, Женя Губерман и Вова Болучевский. Года два назад узнал о том, что уже нет в живых моего друга Коли Маркова, который очень коротко играл на скрипке на раннем этапе.

Как это ни печально осознавать, но в живых уже нет десяти человек, которые так или иначе ассоциируются с «Аквариумом». Хотя что же такое «Аквариум», я уже давно перестал понимать.

 

- Часто ли Вы приезжаете в Москву, очень хотелось бы послушать живое выступление Всеволода Гаккеля?

Боюсь, вы будете разочарованы. Я по несколько лет не беру в руки инструмент. От человека, убеленного сединами, ждут класса, некой матёрости, я же так и играю школьным звуком. Одно время мы часто играли в Москве с «Оптимистикой». Это небольшой оркестр, собранный Женей Федоровым для реализации тех песен, которые не в характере «Tequilajazzz» или «Zorge».  В разные годы он включал в себя музыкантов групп «Markscheider Kunst», «Spitfire»/«Ленинград», «Сплин», ну и меня в качестве довеска. Когда же этим летом оркестр собрался в измененном составе для выступления на фестивале «Дикая мята» под Москвой, я счел разумным не поехать. Все музыканты оркестра профи, постоянно играя в своих основных группах, год от года они матереют, я же после паузы в пять лет, выпал в полный осадок. 

Иногда я вовлекаюсь в разовые проекты. Самым интригующим было сотрудничество с француженкой Летицией Садье (Laetitia Sadier) из британской группы «Stereolab». Мы с ней играли в «Джао Да» и на фестивале «Сотворение мира» в Казани, на котором я работаю stage менеджером. Это были экспромты. К обоим выступлениями мы репетировали по два часа накануне. В Казани и вовсе в номере отеля. Нам понравилось играть вместе, но, к сожалению, у нас не было возможности развить это до постоянно действующего дуэта — она живет в Лондоне. Хотя время от времени она мне посылает свои новые песни, в которых я мог бы сыграть. Такжe, иногда на концертах я играю несколько песен с Сашей Ветровым, группой «Old Horned Sheep», «The Frozen Orchestra» и Наташей Артёмовой. Я более никогда не смогу участвовать в группе и связать себя какими-то обязательствами. К тому же, в моем возрасте это было просто глупо.

 

- Изменилась ли Ваша довольно жесткая точка зрения на «Аквариум»?

 

- Я не вижу в этом жесткости. Она единственно правильная, это констатация факта, которому я постоянно нахожу подтверждение. То, что мы вкладываем в понятие «группа» - это группа людей, со своими лицами, характером, талантом и пр. У группы может быть только один состав. На раннем этапе возможны вариации, пока наконец группа не сформируется. И когда он сформировалась, это уже нельзя трогать. Каждый музыкант привносит частицу себя и это дает некую сумму. Участники группы приобретают совместный опыт, и так формируется стиль группы, ее почерк, аутентичное звучание, что отличает ее от других групп.

Мне довелось играть в этой группе без малого 15 лет и пройти все фазы ее становления. Дюша и Файнштейн играли и того более по 18-20 лет. 

Когда же я слышу записи современного оркестра, который так именуется, в котором сменяя друг друга, играют блестящие музыканты, кроме голоса нашего любимого друга, я не слышу ничего, что вызывало бы у меня правильные ощущения того, с чем у меня ассоциируется «Аквариум». 

И, как показывает практика, то что мы наблюдаем сейчас, носит такой же временный, «промежуточный» характер — грядет новый «Аквариум» с еще более искусными и талантливыми музыкантами.

 

 

- Всеволод, оставьте пожелание нашим читателям...

 

 

- Дорожите друзьями!
 

 

Записал Алексей Шульгин. Фото Ева Кулигина.