Что такое гений чистой красоты? Если не брать Пушкинский стихотворный пример, наверное, это нечто прекрасное и самодостаточное, плод божественной воли. Очень часто, когда я вижу картины Люси Вороновой, мне кажется, что в них угадывается тот самый гений чистой красоты.

Тот, кто считает Люсю Воронову наивным художником – ошибается грубо. Она никакой не наив. Ее творчество не вписывается ни в одно из существующих направлений, а какие-то формальные аспекты или аналогии – не в счет.

До некоторого времени я и сам грубо ошибался в отношении этого художника, думая, что понимаю ее творчество. В какой-то момент мне померещилось, что Люся Воронова высокомерна и капризна. Дошло до того, что мне казалось, что отношения нужно прекращать. И я был наказан, едва не лишив себя удовольствия общения с этим дивным, духовно трепетным, очень светлым человеком. Люся Воронова – анахорет не на словах, а в поступках. Для сотворения своего художественного мира ей необходимо обосабливаться.
Но какая она высокомерная, если в одном интервью сказала: «Всегда начинаю с человека. Мой первый жест — человек, его состояние, его смысл. Позирующий создает мне образ. И уже дальше в его пространстве возникает фон. В каждом человеке ищу Человека. Люди очень разные, каждый — космос, загадка, неожиданность. Моя палитра в холстах: красный — Жизнь, синий — Небо, черный — Вечность, охра — золото, много золота. Все так же, как в иконе, в народной культуре и искусстве классического авангарда».

 По крупицам год за годом собирал я бесценные свидетельства ее пребывания с нами. И собиралась моя собственная «картинка». Наверное, я ни один такой, кто обращает внимание на тот Эдем, который воспроизводит Люся Воронова в своих картинах, сколько там цветов, какие эти цветы разные и красивые. Вот уже прошло пять лет с того момента, как была написана статья «ТАМ, ГДЕ ВЫРОЖДАЮТСЯ ЦВЕТЫ, НЕ МОЖЕТ ЖИТЬ ЧЕЛОВЕК». И сам художник мне писал, что: «Рисую поле цветов - ГИМН ЖИЗНИ».
Но прошли эти пять лет, прежде чем я понял, что ее творчество – людям. Мне самому трудно выразить, как осуществляется связь художника с Богом. Да это и не надо выражать словами. Это чувствуется в работах и поступках самого художника.
К моему стыду, повторю я опять, когда Люся Воронова говорила, что она анахорет, мне казалось, что это поза.

Но шло время, а время, как известно, лечит и все расставляет по местам. И на выставке «Наивное ликование души» картины Люси Вороновой произвели то впечатление, которое никогда не могут произвести просто слова. Та красочная палитра, какую порой можешь вдруг увидеть в церкви, когда вдруг солнечные лучи «ворвутся» в храм и «зальют» иконы и настенные фрески, та палитра – какая есть у лучших и прекраснейших художников – эта палитра вдруг открылась на картинах Люси Вороновой. Ее картины «живые» в том понимании, о каком Михаил Гробман (в связи с другим художником) писал: «Картины…. – не украшение стены, а собеседник и соучастник. Расстаться с его картиной, как расстаться с любимой собакой, живым и беспомощным существом. Картина …. – это член семьи». Возможно, прозвучало коряво, но я так чувствую и считаю такое сравнение корректным. Картины Люси Вороновой – как живые существа, несут в жизнь те чувства, оттенки ощущений, какие дают человеку  надежду и веру.

Я годами наблюдаю за художником Люсей Вороновой и проникаюсь к ней любовью и уважением. Какой тяжкий крест с любовью несет она! Эта любовь, действительная, помогает ей творить. Скорее почувствовав, чем поняв,  я записал пять лет назад. «Художник Люся Воронова – это мир. А о мире невозможно сказать в нескольких слова. И не хватит часа, чтобы полно высказаться. И можно ли понять мир? Можно приблизиться к пониманию».
Я и сейчас не уверен, что хорошо понимаю ее и ее творчество, но это не мешает мне любить Люсю Воронову за то, что она есть, за ее подвижническую работу и мужественную жизненную позицию.

Позволю себе привести несколько ее записей. Вот одна, которая послужила подписью к фотографии:

- Сегодня, по дороге в Третьяковскую галерею, зашла на свою Родину. Кадашевская слобода, основана в 1504 году. Наш дом, где я родилась и выросла - Первый Кадашевский переулок, 10. До Третьяковской галереи 50 метров.
А потом появилась ее чудесная зарисовка:

С Кадашей в Марьину Рощу мы переехали в 1960 году, мне 7 лет. Дом большой, огромный, с большими подвалами. В одном работал скульптор. Я все крутилась у этой двери, смотрела, как скульптор заносит мешки с гипсом, каркасы и т.д., но заходить страшилась. А во дворе была девочка, лет 14-15, которая всех спрашивала"А зима будет?","А весна будет".Дети смеялись над ней, а я с ней дружила и всегда утешала-"Будет, будет! Не сомневайся. Обязательно будет!" Так вот эту "зима будет"и позвала с собой к скульптору. Постучались, он впустил и усадил рисовать гипсовую голову Гудона. Я первый раз рисовала на мольберте(а не в альбоме на столе),гипс, в мастерской! А "зима будет"не могла никак начать. Тогда скульптор расчертил ее лист на квадраты и поставил проволочную сетку перед гипсовой головой, с ее стороны, чтобы она по квадратам рисовала. Но "зима будет"нарисовала гипсовую голову в каждом квадрате.

Превосходно!
А когда я переживал тяжелые часы разочарования, вдруг Люся Воронова стала писать мне и поддержала, вернула в еру. А то, казалось, какое-то сумасшествие: даже приятные люди стали казаться мне двуличными. Но это другой разговор и заводить его я не буду: у каждого свой бизнес и понятия о чести и совести.
А Люся Воронова тогда писала (можно записи рассматривать, как дневник):

- Читаю Вас. ХУДОЖНИКИ - РИСУЮТ. Тусовщики суетятся. ТАК БЫЛО ВСЕГДА!

ОДИНОЧКИ. Работают. Все силы на работу.

Вот поэтому я оберегаю СВОЮ ТЕРРИТОРИЮ, СВОЙ МИР. Внедряются и начинают доить. Поэтому уединенно работаю. Работаю на износ. Вы как-то говорили про интервью со мной.....но я уверена, что говорят РАБОТЫ. Сами работы говорят

Сегодня давала интервью для выставки в галерее…. Сказала, что актуальщики ПОДЛЕЦЫ И МУСОР! Время их смоет.

Я избегаю общения, тк не выдерживаю, трудно очень с людьми.

Прекрасная Паула Модерсон-Беккер. ХУДОЖНИК. Видела ее выставку в Бремене. Как трудно и больно настоящее творчество. Как много имитаторов. Стараюсь не думать о них.

Мне трудно. Очень мучительно работаю и много, по 18 часов каждый день. Это видно в работах. НЕ ПОНИМАЮТ. Думают - поза. Лезут и навязывают. Садятся на голову. А когда стряхиваю, обижаются.

А я РИСУЮ

Остаются работы, шум отлетит.

Мне трудно любить прилипал и тусовщиков.

Не люблю.

И говорю им это.

Думают, что сумасшедшая

Трудно. Всех уже боюсь. Почти ни с кем не общаюсь

Картины САМИ все скажут.

А спорить с теоретиками невозможно. Опытные манипуляторы.

Я долго работала в морге санитаркой, видела много смерти. Поэтому откликаюсь на просьбы. Помогаю. Забочусь. Но на моей голове не трамплин. Пиявки думают, что теперь всегда кататься можно. Отрываю и выслушиваю гадости.

А мне просто жалко людей.

Но чтобы сделать работы, их НАДО ДЕЛАТЬ. Не тратить силы на суету.

Мне кажется, лучше всяких статей такие записи объясняют состояние и взгляды человека. Но как мало людей могут сказать сегодня правду. Все живут с оглядками и оговорками. Что поделать – такие времена наступили.
Мне посчастливилось читать записки Люси Вороновой, которые замечательно ярки  и искренни и могли бы стать в будущем книгой с ее иллюстрациями (репродукции картин). Вот три зарисовки:

1.

Летом жили на даче у друга отца. Лётчик, генерал, герой Советского Союза. Для нас-дядя Ваня. Родители и дядя Ваня всю неделю на работе, приезжают на выходные в пятницу вечером. Дядя Ваня на белой Волге. Я с сестрой и няней. Тётя Зина, дядиванина жена и трое их детей. Мне 6 лет. Огромный участок, огромный сад. Но один куст роз, у ограды, не цвёл. Дядя Ваня долго его обихаживал - не цветёт.
И вот, в пятницу вечером, перед приездом дяди Вани, накомкала белой бумаги и развесила на этот куст - зацвёл! Сижу, жду. Едет белая Волга. Через штакетник дядя Ваня видит "белые розы"на заветном кусте. Залетел в ворота, выскочил, дверцу не захлопнул. Бежит в костюме, в галстуке. А это бумага! Схватил крапиву и за мной. Бегу от него с воплем, босая, в трусиках, по кустам, по грядкам клубники. Но не к сестре и няне, а к сараю на кирпичах. Под ним коты часто дрались. Нырк туда и сижу. Дядя Ваня меня и граблями вышаривал и выманивал. Сижу.
А вечером отцу сказал - кадра растёт, молоток. Толк будет.

2.

В детстве, на гос. даче в Красково, генералы, маршалы, Герои Союза, дважды
Герои Союза.
Через два дома дача маршала А. И. Родимцева, через пять домов маршала Р., дважды
Героя Советского Союза. Отец к нему по делу пошёл и я увязалась. Приходим, а там наш кот на крылечке сидит, Мурзик. И делает вид, что нас не знает. Какой котик у Вас симпатичный! Да вот прибился, кормим.
Идём обратно, а отец: кот, кот, а соображает.
Все коты - крокодилы. В институте еду домой, меня Базик ждет. Купила ему
рыбы, а себе творожный сырок, маленький. Еду в лифте и мечтаю, как чаю с
сырком попью. Пришла, коту рыбы сразу в миску. Пока собирала чай, смотрю, а
он мой сырок доедает...

3.

Виктор Попков приходил к нам в институт к нашему педагогу Виталию
Натановичу Петрову-Камчатскому. Есть интересное? Вот девочка
рисует. Люся, покажи рисунки. Смотрел внимательно. Хватка есть. И руку
пожал.
Когда он погиб сидела у его могилы и просила:"Виктор, помогите мне
стать серьезным художником.. Я буду трудиться изо-всех сил."
В 2014 году, в годовщину его гибели, поехала в Тарасовку. Кладбище нашла
сразу. Но оно разрослось и могилу найти сложно. Ноябрь, темнеет
рано. Снова вышла на дорогу. Вот здесь где-то, где-то здесь... Говорю
вслух:"Виктор, помогите найти!" Смотрю, выходят на дорогу женщина с
мужчиной. Собачка бежит. Я к ним. Оказалось, это сын Попкова
Алексей. Проводил меня, немного рассказал. Я стояла там долго. Цветов с
собой не было, положила карандаш и в темноте поехала домой.

Я спешу признаться в любви Люсе Вороновой, боясь не успеть высказаться полно и конкретно. Признаюсь в любви за то чистое творчество, которое пробуждает в людях это божественное чувство ощущения и понимания прекрасного.  Дивный человек и художник живет среди нас, главное это вовремя осознать. А для этого всего-то нужно отступить от массового сознания, просто стать индивидуумом. Что будет потом…. Зачем это знать?

Алексей Шульгин.