Впервые мне хотелось, чтобы рассказ представлял собой многоголосие. Для этого есть повод: редко я обращался к творчеству мультипликаторов. А сколько их было и есть! (И будет, наверное).

А сейчас о главном. Этот выдающийся художник, мультипликатор – мой друг. Данас Берзницкий в данный момент живет в Бельгии, но это не мешает общению и дружбе. И, как известно, искусство не имеет границ. Когда я недавно написал ему, что собираюсь работать над этой статьей, то получил ответ: «Дорогой, Бог с тобой - какой я уж иллюстратор – всего-то четыре с половиной книжки, мне кажется, ты мне слишком льстишь». И тут я вспомнил немало людей без каких-либо достижений, но с гомерическими самомнениями, которые никогда не стеснялись рассказывать и писать о себе хвалебно, преувеличивая собственные заслуги подобно Мюнхгаузену. И уже знал, что напишу о человеке, старающемуся жить по совести, творить от души и бескорыстно служащему прекрасному. Таким я знаю и чувствую Данаса Берзницкого. Тем более, книг он проиллюстрировал много. И надеюсь, что по иллюстрациям ты, читатель, сам разберешься: кто перед тобой?

Как все кажется просто: взял лист бумаги, карандаши, сел  за стол, почиркал, почиркал – готова картинка. В детстве мы смелее, рисуем, как диктует фантазия, никакие законы для нас не указ. Очень немногим удается сохранить непосредственность во взрослом возрасте. А  подавляющее большинство художников оказываются навсегда раздавлены курсом знаний, полученных в институтах и училищах. О  перспективе, формах, композиции, красках, компоновке…. они понятия имеют, а рисуют посредственно, как под копирку. Почему? Я уверен, что дело в судьбе. У каждого из нас судьба предопределена. У художника судьба должна предопределяться талантом.  Но ведь не у всех талант способен править судьбу.

Помню, как в одном разговоре мультипликатора, художника Александра Татарского спросили, чувствует ли он себя взрослым?  И он ответил: «Я и сейчас этого не чувствую. И не дай бог, потому что на этом творчество заканчивается. Гашек писал о своем Швейке: он стал придурком после того, как упал с сарая, но может занимать любую должность. Человек, в котором изжито детство, может занимать любую должность, но эти люди не креативны. Любой человек, который придумал хоть что-то, пусть самую малость, в нем сидит пытливый ребенок. Если ребенок в человеке умер, ничего такой человек не создаст».

Любопытство, интерес к миру, к людям, к растениям, облакам, новым книгам, животным и птицам, возможности сделать, наконец, что-то новое держат меня на плаву много лет. Не зря же существовали всякие клубы по интересам.

Помню, что мой интерес к удивительному художнику Василию Яковлевичу Ситникову свел меня с известным поэтом Константином Кузьминским. Когда Кузьминский умер, я написал  на его электронную почту, не надеясь на ответ. Но мне ответил Данас Берзницкий. Так началась наша дружба. Пора уже рассказать о моем герое. А вернее, он сам будет обо всем рассказывать.

Он родился и жил в Вильнюсе. «Я родился в семье архитекторов, а в мои пять лет папа переучился на режиссера-мультипликатора в Москве. Мы всегда общались с богемой, нас окружали многие творческие люди, и мои родители знали весь творческий Вильнюс, а папа — всю Москву. Меня отдали в школу с творческим уклоном, где усиленно изучали искусство. Потом в Израиле я закончил гимназию искусств. Не могу сказать, что я прямо горел потребностью творчества — часто делал это лениво и долго собирался. Но когда начинал, остановиться уже бывало невозможно».

Когда я спросил Данаса, кто был его учителем, он написал: «Думаю, мой первый учитель заочно оказался мой отец. Он никогда специально не учил меня ремеслу, но наблюдая за его работой, я стал отличным аниматором, и знал все о создании мультфильмов уже задолго до того, как начал работать в этой сфере. Учителя отца были все известные и великие советские режиссеры аниматоры — Ю. Норштейн, Э. Назаров, Ф. Хитрук, Е. Гамбург, С. Татарский, и, наблюдая за их сотрудничеством, я так же учился и у них. Мой второй учитель был учитель рисования на первом курсе академии — Бенас Нарбутас — с его подачи я обнаружил в себе настоящий талант рисовальщика. Не могу сказать, что у меня выходило абсолютно все или что я стал каким-то академическим рисовальщиком (скорее наоборот), но у меня стало получаться именно то, что мне нравилось самому. Как ни странно, того же самого не случилось с живописью — я так и не понял, как создавать цветовую композицию. Я даже удостоился чести индивидуальной выставки в коридорах академии.

Еще один мой любимый учитель Римвидас Кепежинскас — он был моим профессором графики, классным иллюстратором. Он до сих пор мой хороший друг, и я нежно вспоминаю времена моих дипломных работ с ним. Учителем по жизни мне так же был и Костя Кузьминский, и заочно — Вася Ситников, конечно».

Много пришлось поучиться, поработать, прежде, чем с листов на мир взглянули герои, рожденные фантазией художника. Учиться, как ни крути – нужно.  «Я вдруг понял, что могу рисовать намного круче, чем казалось, просто нужно было какое-то более конкретное стечение обстоятельств более подходящее для моего характера. Я страшно полюбил все традиционные техники графики, гравюру, рисунок, эстамп. Опять же признаюсь, что академия подействовала на меня как инкубатор — создала тепличные условия для работы. В последующей жизни я куда тяжелее на подъем - выбрав работу по профессии (аниматор), где я так или иначе использую свои таланты в работе целыми днями, мне куда сложнее опять присесть и рисовать что-то «для себя».

Когда в начале года я получил конверт с офортами и письмо моего друга, я страшно обрадовался. Взяв в руки большую лупу, я долго и пристально разглядывал офорты, любуясь, представляя, как на специальную доску наносился рисунок, как потом шел долгий процесс травления… Графические листы, на мой взгляд, обладают большей выразительной силой, чем живопись. Просто художник должен быть хорошим. «Шлю тебе парочку своих старых офортов. На одном из них крыс по имени Пранас, живший в нашей студии в художке. Умнейший зверек! Я запечатлел его позирующим на нашем учебном натюрморте». – прочел я в письме. И в тот же день, на булавку повесил офорт на стену.

А жизнь невероятно сложная, многообразная, ежедневно видоизменяющаяся, а самому так сложно  оставаться человеком. А приходится ведь. И еще сложнее жить художникам, хотя бы потому, что психика у них особенная (если верить искусствоведам). И нет-нет, а задашь провокационный вопрос своему другу: как ты живешь-выживаешь? как умудряешься не потерять свежести? Почему готов снова и снова брать чистый белый лист, карандаши и линя за линией, пятно за пятном что-то рисовать, выражать, созидать. И Данаса я спросил: вот ты мультипликатор, аниматор, а как же станковая живопись, графика, а как же рисование на этюдах, бесконечные зарисовки в блокнотик, как завещано было суровыми великими художниками прошлого.

«Это сложный вопрос — я художник по умениям и талантам, но никогда на самом деле не «работал» именно художником. Я давно не делал никаких серьезных новых работ, хотя зависит от того, как на это посмотреть. Нравится мне в основном рисунок, графика и анимация, но при этом я только один раз выставлялся в галерее. Думаю, что у меня существуют всякие страхи - перед нестабильностью в жизни, перед долгами или зависимостями от других... Поэтому я часто выбираю работу по специальности — что-то вроде ремесленничества, но тогда не остается досуга и сил на «свое» творчество. Сейчас у меня семья, ребенок, квартира — все это не способствует нахождению этой требуемой свободы... За последние 20 лет я фактически сделал карьеру аниматора — я работал в анимационных студиях в Израиле, Литве, Люксембурге, Ирландии, Германии и теперь - Бельгии, но вот загвоздка — хоть это и творческая работа, это всегда не мои фильмы — я только болтик в огромном процессе производства кино. Именно к этому осознанию я пришел в свои 40 с чем-то лет, и теперь, наконец, начал процесс выпутывания из уз профессии, и начал режиссировать свой собственный короткометражный фильм, на сей раз по взрослому — с продюсером и бюджетом. Я делал короткие мультики и раньше, но не с таким серьезным и сложным подходом, как сейчас, и конечно, не имея бюджета».

Всему свое время? Эдуард Назаров последние годы сам ничего не снимал, он помогал молодым. Почему? Отвечал режиссер так: «Дело в том, что, понимаете, каждому свое время. Дело в том, что кино, которое я делал когда-то, оно, во-первых, снималось на пленке, другими методами, и атмосфера была другая, да и смелость, конечно, была другая. А, кроме того, я не хочу просто делать свое кино, потому что, оглядываясь назад, я помню, что на каждом фильме я просто подыхал. Так работать нельзя. Все, что я могу сказать. Но я не уверен, что, начни я кино, все оно не вернется опять. Да вернется, потому что я вижу, как другие работают».

Проиллюстрировав несколько книг, нарисовав свои пейзажи и портреты, Данас нашел себя в мультипликации. А кто будет сомневаться, что мультипликация не есть одна из форм художественного искусства? И может быть будут еще и книжки рисоваться. Неисповедимы пути. Владимир Сутеев тоже начал с мультипликации, а потом – книги, книги, книги с  превосходными рисунками, на которые ребята разных поколений глядят, не наглядятся.

Я часто спрашиваю моего друга: «Ну, над чем ты работаешь теперь? Ты доволен жизнью»? А в ответ получаю ироничные ответы: «Только что закончил полуторагодовую работу в студии в Брюсселе над Норвежским полнометражным анимационным фильмом «Титина» - премьера назначена на октябрь 2022 года. И одновременно завершил подготовительный этап своего фильма «Бруно». Так как я дом уже построил, сына родил и даже дерево посадил, то остается творчество. Есть несколько короткометражных мультиков, начатых и лежащих на полках, которые я очень хочу доделать. Один из них это старый проект интерактивной книги на основе венка сонетов — в которой иллюстрации оживают и живут своей жизнью, и текст становится частью самого изображения. Второй — рисованный фильм, очень короткий, но отображающий вполне мой взгляд на мир визуального повествования. Когда удастся этого достичь (а анимация страшно трудоемкая работа и занимает много времени — боюсь, что моими темпами к пенсии как раз подоспею), тогда хочу вернуться к офорту и графике в целом».

Я все же стараюсь вырулить разговор о творчестве на серьезный лад. Спрашиваю о творчестве. А в ответ слышу то, что сказал бы сам: «Самый простой ответ — инерция, радость процесса, желание оставить какую-то память».

И вспоминаю Юрия Норштейна, классика отечественной анимации, заметившего однажды: «Я был человеком очень радостным. Но при этом, когда смотрю на свои фотографии, я вижу неизбывную печаль. Из этого смешения радости и печали произрастает человек, который в будущем, возможно, станет заниматься творчеством».

И все мешается в доме Облонских, и у меня все мешается в голове, потому что только из невообразимого, только из всего-всего, что есть в мире, из прошлого, настоящего и предчувствия будущего, из любви и радости – родится ТВОРЧЕСТВО. И Данас Берзницкий, мой друг – мое великое открытие в жизни, память о котором уже вписано в мое сердце. А вам, я очень этого бы хотел, тоже должны понравиться работы этого замечательного мастера и человека, может быть, скоро вы узнаете о нем больше, чем знаю и мог рассказать я.

Алексей Шульгин. Рисунки Данаса Берзницкого.